Они с женой еле сводили концы с концами, и над ними смеялся весь Привоз. Вместо того чтобы воровать или хотя бы грабить, они с женой высиживали яйца.

— У человека должна быть мечта, — говорил Мишка Рябой, и он верил в свои слова. Он любил жену и хотел ей устроить светлое будущее уже сегодня.

Однажды утром он позвал ее в курятник и согнал с насиженного места рябую, как и его кличка, курицу. В пуху и помете лежало золотое яйцо величиной с куриное.

Маня потеряла сознание и больше не приходила в него до вечера. Мишка отнес золотое яйцо назад ювелиру.

— Ну что, — спросил ювелир, — оно принесло вам счастье?

— У человека должна быть мечта, — упрямо сказал Мишка, — и она должна сбываться.

— Да, — сказал ювелир, — но, к сожалению, мечта одного человека чаще всего сбывается у другого.

Он положил золотое яйцо в футляр и только после революции, когда яйцо реквизировали, понял, что оно было поддельное.

Он недолго смеялся над тем, кто его реквизировал. Наутро ювелира расстреляли за спекуляцию.

Приключения Курочки Рябы, происшедшие

с ней по заказу Центрального телевидения

Психологическая кинотрагикомедия

(По русской народной сказке, дополненной

Ш. Де Костнером, исправленной Р. Распэ

и отредактированной Д. Свифтом)

Сценарий Г. Горина

Постановка М Захарова

Деревенская изба. На стенах бронзовые бра, под потолком хрустальная люстра. Посреди избы — русская печь, облицованная голландскими изразцами.

Крупным планом клюв и задумчивые глаза курочки Рябы (артист С. Фарада). Курочка многозначительно подмигивает зрителям. В ее взгляде явно проглядывает второй план.

Входит дед (артист О. Янковский). В глазах его боль за судьбы поколений, но в углах глаз добрая усмешка. Дед гладит курочку по шее. Курочка отважно смотрит в глаза деда и кудахчет нечеловеческим голосом. В кудахтанье явно слышен подтекст. Дед опасливо оглядывается по сторонам и тихо произносит:

— Думай, курочка, когда говоришь то, что думаешь.

В бешеном танце в избу влетают монстры, монстрики, монстрилы и монстрелята (хореография В. Манохина).

С печи слезает бабка (артистка И. Алферова). Подол бабкиного сарафана (автор В. Зайцев) цепляется за печку, обнажая длинные, красивые бабкины ступни. Дед хватает бабку на руки и уносит ее за печку. Оттуда доносятся нечленораздельные звуки. Это бабка с дедом двигают мешки с картошкой. Курочка квохчет, давая понять, что ей не по душе распущенность деда и бабки, и в отместку сносит золотое яйцо в хрустальную вазу.

Влетают монстры. Завязывается песенно-танцевальная борьба за яичко. Дед ударяет яйцом по печке. Печка разваливается. Монстры смеются и исчезают.

Из-под обломков печки выбегает мышка (артист А. Миронов). Танцует с Курочкой Рябой танец страсти. Скучно глядя веселым глазом в камеру, поет: «Я мышка, хвостиком бяк-бяк-бяк, яичко со столика шмяк-шмяк-шмяк». Грациозно спихивает задней ногой яичко со стола.

Яичко падает, пролетая над Копенгагеном, Москвой, и разбивается где-то под Рязанью. Веселые рязанцы танцуют свои испанские танцы. Крупно — плачущие лица деда и бабки. Море слез. Вдали белеет парус, «такой одинокий» (на музыку Г. Гладкова).

Курица смешно клюет деда в то место, где у нормальных людей находится поясница, и кудахчет бабке: «Не горюй, бабуся, сейчас в магазинах полно диетических яиц».

Звучит выстрел — это мышка застрелилась из мышеловки.

Бабка с дедом танцуют в светлое будущее.

Курочка Ряба грустно смотрит им вслед, понимая, что русской народной сказке — конец. А Г. Горин — молодец.

Куриная рябь

(Арк. Арканов)

Меня разбудил ранний звонок.

Часы показывали двенадцать дня. «У кого-то бессонница», — подумал я и взял трубку.

Звонили из журнала «Юность»:

— Аркадий Михайлович, вы когда-то очень хорошо написали о Гарри Каспарове, поэтому просим вас написать для нас современный вариант «Курочки Рябы».

С этого все и началось.

Однажды моя половина прибежала домой крайне возбужденная, схватила мою заначку — 6387 руб. 60 коп. — и кинулась вон из квартиры. В воздухе остались обрывки фраз: «Там… в магазине… золотые яйца… дают..».

Я, Аркадий Михайлович Арканов, член СП СССР, имею одного ребенка, не женат, живу в доме, где внизу расположен магазин «Диета». Директор этого магазина регулярно звонит мне и сообщает о том, чего нет в магазине. На этот раз он не позвонил, значит, случилось что-то невероятное.

Медленно, не теряя достоинства, будто боясь расплескать ценную влагу, я пошел в магазин. Там, в отделе «Рыба», продавались золотые яйца. Первыми в очереди стояли какие-то дед и бабка. Им не терпелось поскорее купить яйца. Думаю, они тут же начнут разбивать их на счастье.

За ними стояла мышка, а за ней тянулся огромный хвост. Я пошел вдоль хвоста. Очередь выходила из магазина и тянулась по Садовому кольцу. По пути она проходила сквозь магазин «Мелодия», где я тут же купил замечательного Майлса Дэвиса, несравненного Дэйва Брубека и великолепного Каунта Бейси.

У Зала имени великого композитора П. И. Чайковского в очереди стояла моя жена. Она предложила встать с ней рядом, но я не хотел пользоваться протекцией и пошел дальше. Вдогонку неслись обрывки фраз: «Ать… уть… ить… ять..».

У Театра так называемой Сатиры в очереди стояли А. Ширвиндт, М. Державин и З. Высоковский. Они сделали вид, что не узнали меня. И не поздоровались. Я сделал вид, что узнал их, и поздоровался.

В кафе Дома литераторов, куда привела меня очередь, я взял два кофе и сел за столик. Второй кофе я взял неспроста. Я по натуре мистик и знал, что они появятся, герои моего романа — Вовец и Бориско.

Не прошло и минуты, как они сидели рядом. Мы молчали. Вернее, Вовец говорил, не переставая пить, в том числе и кофе. Бориско от кофе отказался, хотя никто ему и не предлагал. Он взял себе минералку, утверждая, что, если утром попить воды, в желудке начинает бродить. И от этого он, Бориско, получает кайф.

Следуя за очередью, я переместился в ресторан ЦДЛ и заказал Лиде цыпленка табака. Курица оказалась Рябой. По спине у меня поползли мурашки величиной с куриное яйцо. Это Лида принесла счет. Я поднялся в зрительный зал. Очередь шла через сцену. Пришлось выступать. Прочел «Бухгалтеров». Зал, благодарный мне за краткость выступления, устроил овацию. Когда овация кончилась, была осень. Я вышел на улицу. Крупные хлопья снега падали на апрельскую землю, и щедрое июльское солнце высушивало тут же осенние лужи. Начинался XXI век. Женщина, с которой я когда-то целовался по переписке, сказала, что очередь переформирована в демонстрацию по поводу окончания тысячелетия. Я пошел домой. На столе лежало золотое яйцо, сваренное женой вкрутую. Я сел на пол, вспомнил «Южное шоссе» Кортасара, взял в правую руку авторучку и написал этот рассказ левой ногой.

Подавитесь!

(М. Жванецкий)

Что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Странно, обычно эта фраза всегда проходила. Давайте я ее прочту еще раз, но помедленнее.) И что интересно, что министр яично-куриной промышленности у нас дед, но чувствует себя прекрасно. (Ну и публика!)

Конечно, у него там, за забором, нет никаких проблем. А мы здесь, стоя в очереди, должны решать, что было раньше — курица или яйцо. Раньше? Раньше все было.