У них там бабки, курки, яйки, а ты себя чувствуешь мышкой, которая стоит в очереди за Жучкой и внучкой. У них там, за забором, играет музыка, что-то запивают сырыми яйцами и решают, где нам нестись. А я считаю, что нестись нужно только тогда, когда не можешь идти медленно.

Они там, за забором, веселятся, а мы здесь видим, как оттуда летят кости табака, и хотим спросить: «А не нужны ли вам юмористы?»

Пусть не все, а только сатирики! Пусть не все, а только самые талантливые! Пусть не все, а только один. Такой небольшого роста, но сильно беспомощный. Вы догадываетесь, кто это?

Так вот, если его впустить внутрь, хорошо покормить и прислонить к теплой груди, с ним о многом уже нельзя поговорить:

— Нормально, Жванецкий?

— Отлично, Михаил!

Чушь курячья

(А. Иванов)

Посмотрим, что тут, в сущности, случилось. Скандал, как говорится, налицо.

А что стряслось? Всего-то лишь разбилось Какое-то поганое яйцо.

Позвольте, но они же сами били, Пытаясь золотишко раздолбать. Разбив яйцо, об этом позабыли И почему-то начали рыдать.

Курячья чушь, глупейшая идейка.

Не стоит даже говорить о том.

Бездельник дед, а бабка — прохиндейка, А мышка — тварь, и серая притом.

Тут автор сказки будто в лужу дунул, Сознавшись в том, что полный идиот. Мне возразят: «Ее народ придумал». Народ? Возможно. Но какой народ?

Десятки лет, а может, даже сотни Мусолят эту сказку тут и там.

На кой она вообще сдалась сегодня?

Да пусть она идет ко всем курям.

И вдруг я понял, вот что получилось: Пусть сказка бред, и пусть сюжет не нов. Она лишь для того на свет явилась, Чтобы на ней кормился Иванов!

ГЛАВА IV

ПОВЕСТИ

Любовный Бермудский треугольник

Есть такой анекдот: один мужик был женат и имел любовницу. Настало лето, отпуска у него не было. Жена хотела отдохнуть, и любовница вдруг пристала: «Не могу больше находиться в этой жаркой и пыльной Москве». Он взял обеим путевки в один и тот же санаторий. Они же друг друга не знают, так что пусть отдыхают.

Проходит двадцать четыре дня. Они обе возвращаются. У жены фотография групповая. На ней среди всех прочих и любовница. Он спрашивает жену:

— А вот это что за женщина симпатичная такая?

Жена говорит:

— Такая женщина веселая — мы с ней подружились, жизнерадостная такая, со всеми интересными мужчинами встречалась, у нее столько поклонников было.

Муж покраснел, поехал на другой день к любовнице. У той такая же фотография, а на ней среди прочих его жена.

Он спрашивает любовницу:

— А это что за женщина симпатичная такая?

— Ой, — говорит любовница, — такая женщина скромная, как приехала со своим мужем, так с ним и уехала.

Вот такой анекдот. В жизни бы не подумал, что этот анекдот про меня. Однако в действительности все получилось почти по анекдоту. Дело в том, что у меня, как и у того персонажа из анекдота, есть жена и есть любовница. Жена — милейший человек, мы с ней прожили без малого десять лет. Она не злая, не транжирит моих денег. Скорее наоборот, я могу начать тратить налево и направо. А она трижды подумает, прежде чем какую-нибудь тряпку купит. Я даже люблю наблюдать за ней, как она в магазине стоит и решает — быть или не быть, то есть брать или не брать, померит, уйдет, потом вернется, долго стоит, подержит в руках, повесит на вешалку, опять уйдет и опять вернется. Если купит, долго потом сокрушается, что не то купила, если не купит, долго потом мучается, что не взяла.

Она так и говорит: «Лучше ты мне сам купи — у тебя быстрее и лучше получается». Потому что я подошел, понравилось — купил.

А она три раза померит, изведет себя и не купит. Дорого покажется. В общем, бережливая.

Не могу сказать, чтобы она была слишком кокетлива. Нет, конечно, пока она за меня замуж не вышла, она погуляла. Но это был поиск, а не разгул. Хотелось замуж — вот и искала. До тех пор, пока ей на шею этот подарок не свалился. То есть я — Василий Сергеевич Алексеев. Разрешите представиться — мне тридцать шесть лет. Хорош до невозможности.

И вот поженились мы. Не могу ее ни в чем таком упрекнуть. При мне никому глазки не строила, хотя на нее мужчины внимание обращают.

Вообще, это интересное дело, когда женщина глазами не стреляет, к ней особенно не пристают.

То есть она позывные не посылает, и, значит, корабли этого маяка не видят и навстречу ему не плывут.

То ли дело подруга моя, Лидушка, — за ней просто вереница мужиков. Ни один мимо просто так не пройдет. Манок в ней какой-то есть. То ли улыбка блудливая, то ли волны от нее какие-то распространяются. Пристают к ней мужики, и все.

Я сам так на эту приманку клюнул. Я к тому времени уже «новым русским» заделался. То есть был я до перестройки компьютерщиком, тихо себе работал, программы создавал.

А тут эта разруха нагрянула. Понял я вовремя, что вот-вот рухнет моя материальная база в родном НИИ. Поднапрягся, и путь мой в капитализм был прост как мычание.

Поскольку директор НИИ мне доверял, то мы при нашем институте открыли небольшую фирмочку, через которую средства государственные и заказы пропускать начали, немного денег подкопили. Деньги эти сообразили не делить, на дачи не тратить, а на деревянные рубли накупили долларов и на валюту компьютеров навезли да сами же себе и продали, то есть своему родному предприятию. Рванули немало, но опять же не кутили. «Мерседесов» не покупали, а все в дело вложили, то есть закупили деревообрабатывающий комбинат и погнали в Европу всякие пиломатериалы. Вилл в Америке не покупали, в казино деньгами не сорили. Были, конечно, у нас и убытки. И в «МММ» погорели, и во «Властилине» приложились.